ХВБ+ПВ, 57 - 6 августа 2010 17:45

Лет тридцать назад еще водились медведи в наших краях. И даже разрешение на отстрел в каких-то случаях получить можно было. Сосед наш, деда Павел, был охотником на медведей. По профессии-то он лесоруб был, а по призванию - медвежатник. На медведей ходил всегда один, без напарника (случилось у него что-то в молодости с дружком), но с целой сворой лаек. Я хорошо помню этих собак, матерущих, сурьезных, подранных и молчаливых. Ко мне, ребенку, впрочем, они были благосклонны и даже позволяли трогать рваные уши и исполосованные бока.

Одной из его лаек медведь содрал почти половину шкуры, лишил глаза и уха, но Павел прям из леса отнес ее к докторам в больницу (человеческую, естественно) и стоя с ружьем и ножом (кто видел нож на медведя - поймет) посреди приемной, заставил зашить собаку. И та осталась жива! Правда, на охоту он ее не брал, держал при себе, как опытную учительницу.

Моя бабушка была известна на селе добрым глазом. Ее приглашали первую смотреть младенцев, ей доверяли оценить свежесрубленную баню, при ней без опаски хвалились удачами. Вот этот Павел с давних пор завел привычку заходить к бабушке перед охотой. Он был моложе ее лет на двадцать, так что обычно у порога проходил вот такой разговор:
- Здорова, ба-а-ушка! Я-от в лес собралси-и-и.
- И иди себе с Богом! Чего меня беспокоить-от! - часто не оборачиваясь даже (если возилась у печки) махала на него рукой бабушка.

За это бабушка получала от него либо голову либо лапу. Шерсть она остригала, расчесывала и пряла. Из пряжи вязала носки и домашние чуни. Мясо с лапы солила, язык тоже. А голову долго полуварила-полутушила в огромном прадедовском чугуне, щедро сдобрив черным перцем и луком (любила остренькое и соленое, единственная слабость у нее была).

По словам охотника, надо бояться сорокового медведя. Если сороковой тебя не убил, то тогда ты везунчик, но уж сотый точно тебя заломает. Деда Павел убил и сорокового медведя, и восьмидесятого, и по словам бабушки, дошел до девяносто девятого и бросил охотиться совсем. Даже на глухарей и зайцев. Умер деда Паша от острого сердечного приступа в возрасте пятидесяти четырех лет. Не такой уж и дед он был, оказывается.

И вот вам напоследок мое детское воспоминание. Было мне лет восемь, я уж спать легла, когда разбудили меня голоса в кухне. Я подождала, пока чужой страшный дядька уйдет, вышла босая в ночнушке из комнаты и увидела это... На столе вся в сгустках багрово-черной крови стояла голова. Нет, головища, в половину моего роста! Пасть раскрыта в оскале и видны клыки, каждый больше моей ладони. Потом я еще и лапу видела, оснащенную кинжалами сантиметров по пятнадцать-двадцать в длину.

Вот тогда я и поняла, что не зря с самого раннего детства у меня леденела кровь в жилах от старой русской сказки, в которой медведь "скырлы-скырлы на липовой ноге. Все собаки спят, и все люди спят, одна баба не спит, мою шерсть прядет, мою ногу варит".

• 
• 
•